должно быть не очень красиво, — нерешительно заметила Мэри, словно не отваживаясь усомниться хоть в одном достоинстве общепризнанной красавицы.

— Нет, очень красиво, только к этому надо привыкнуть. Когда я вижу землю, мне, например, всегда кажется, что нет ничего прекраснее зеленой травы. Как бы то ни было, у русалки точно были зеленые волосы, и она, видно, гордилась ими — распустила во всю длину и расчесывала, когда ребята увидали ее. Все они решили тогда, что русалка — штука стоящая и что за нее можно взять, пожалуй, не меньше, чем за кита (а они все были китобоями). Есть ведь люди, которые очень ценят русалок, не то что некоторые.

Последнее было сказано в адрес Джеба, на что тот ответил громким пыхтеньем и звучным сплевываньем.

— Ну так вот, повернули они к ней, решив поймать ее. А они расчесывает свои прекрасные волосы и манит их, а в другой руке держит зеркальце.

— Сколько же у нее было рук? — осведомился Джеб.

— Две, конечно, как у всякой женщины, — возмущенно ответил Уилл.

— А мне показалось, что вы сказали, будто она одной рукой манила моряков, другой расчесывала волосы, а третьей держала зеркальце, — как ни в чем не бывало пояснил Джеб.

— Вот уж ничего подобного. А если даже я так и сказал, значит она делала это по очереди, всякому ясно, кроме, конечно… — Тут он буркнул что-то неразборчивое. — Так вот, Мэри, — повернувшись к девушке и намеренно обращаясь только к ней, продолжал он, — как увидела она, что они подъехали совсем близко, то ли испугалась охотничьих ружей, которые они прихватили с собой, чтобы пострелять на острове, то ли оказалась этакой шельмой, которая сама не знает, чего хочет (я-то считаю, что так оно и было, потому как она ведь наполовину женщина), но как подошли они к скале, где она сидела, на расстояние двух весел, она прыг в воду — только ее и видели, один рыбий хвост мелькнул и тоже исчез.

— И она им больше не показывалась? — спросила Мэри.

— Так ясно — никогда. Один только раз матрос, стоявший ночью на вахте, говорил, будто видел, как она плавала вокруг корабля. Она протянула ему свое зеркальце, и он увидел в нем очень ясно свой домик близ Эйбера в Уэльсе (там у него жена живет), а на пороге увидел жену — она стояла, прикрыв глаза рукой, точно вглядывалась в даль, не идет ли он. Но Джек Харрис сказал, что ему нельзя верить, потому как он любит выдумывать, да и вообще какой-то тронутый, вечно по дому скучает.

— Жалко, что ее не поймали, — задумчиво произнесла Мэри.

— Ее-то не поймали, но в руках у них осталась одна ее вещица, — заметил Уилл. — Эту вещицу я не раз своими собственными глазами видел, и какое еще нужно доказательство, что они правду говорили, уж не знаю.

— Что же это была за вещица? — спросила Маргарет, которой почему-то очень захотелось, чтобы дедушка поверил в эту русалку.

— В спешке она забыла на скале свой гребень, и один из матросов увидел его. Ну и вот, они решили, что лучше гребень, чем ничего, подплыли к скале и забрали его. Теперь он у Джека Харриса на борту «Джона Кроппера». Я сам видел, как он им каждое воскресенье утром причесывается.

— Какой же он с виду? — нетерпеливо осведомилась Мэри. Воображение уже рисовало ей коралловый гребень, усыпанный жемчугом.

— Если б с ним не была связана такая необыкновенная история, ты бы ни за что не отличила его от простого частого гребешка.

— Куда уж там, — с усмешкой заметил Джеб Лег.

Моряк закусил губу, чтобы удержаться и не нагрубить старику. Маргарет было очень не по себе: она хорошо знала своего деда и боялась даже подумать о том, какое еще он может отпустить язвительное замечание в адрес молодого матроса.

А Мэри столь живо интересовали чудеса морских глубин, что она даже не заметила, с каким недоверием Джеб Лег отнесся к рассказу Уилсона о русалке. И когда обиженный Уилл умолк, решив за весь вечер не раскрывать больше рта, она поспешно взмолилась:

— Ах, Уилл, расскажи нам, пожалуйста, еще что-нибудь из того, что ты слышал и видел на кораблях.

— Зачем же, Мэри, если люди не верят моим рассказам! Я своими глазами видел такое, от чего некоторые сразу начнут фыркать и плеваться, точно я младенец, которого можно этим испугать. Но тебе, Мэри, — и он подчеркнул «тебе», — я расскажу про разные морские чудеса, потому что ты не умничаешь и веришь мне. Я, к примеру, видел летучую рыбу.

Мэри была поражена. Про русалок она слыхала и даже видела их на вывесках гостиниц, но о летающих рыбах ей не приходилось слышать ни разу. Другое дело — Джеб. Он вынул изо рта трубку и, кивнув в знак согласия, сказал:

— Да, молодой человек, вот теперь вы говорите правду.

— Ах, значит, это, почтеннейший, пришлось вам по вкусу. Вы верите мне, когда я говорю, что видел диковинную полурыбу-полуптицу, и не верите, когда я говорю, что есть такие чудища, как русалки, — полурыбы-полуженщины. Мне, к примеру, одно кажется ничуть не диковиннее другого.

— Но вы же сами не видели русалку, — мягко вставила Маргарет.

Однако Уилл Уилсон придерживался девиза «Любишь меня — люби мою собаку», слегка видоизменив его в «Веришь мне — верь Джеку Харрису», а потому замечание Маргарет отнюдь его не успокоило.

— Это Exocetus из семейства Scombresocidae, — пояснил Джеб, чрезвычайно заинтересовавшись сообщением моряка.

— Ну вот, конечно! Вы, видно, из тех, кому нужно всякую тварь назвать по-ученому, только тогда он ее признает. Словом, приукрась их, и вы их признаете, а назови попросту, по-человечески — вы о них будто и не слыхали никогда. Я таких, как вы, много видывал, и, знай я, что вы за птица, непременно окрестил бы русалку бедного Джека каким-нибудь мудреным именем. «Русаликус Джек Харрисенсис» — вполне бы сошло. А что, капитан, существуют, по-вашему, русаликусы? — осведомился Уилл, пришедший, как это часто случается, в восторг от собственной шутки.

— Может, для кого и существуют, но не для меня! А мне расскажите-ка лучше…

— Что ж, — согласился Уилл, довольный, что наконец-то старик ему поверил. — Было это в последнее наше плаванье, и находились мы тогда на расстоянии дня пути от Мадейры, как вдруг один наш моряк…

— Надеюсь, не Джек Харрис, — пробормотал Джеб.

— …окликнул меня, — продолжал Уилл, не обращая внимания на эту реплику, — и показал мне — как вы ее там называете, а по-моему, летучую рыбу. Она футов на двадцать выпрыгнула